Товарищ Дзержинский? Вернитесь, пожалуйста, в строй
Феликс Эдмундович Дзержинский… Когда-то это имя навевало ужас на террористов, контрреволюционеров, расхитителей, вредителей всех мастей, откровенных уголовников, равно как и название организации, которую он создал и возглавлял — ВЧК.
О личности этого незаурядного человека: так кем же он был? Историки спорят до сих пор. О нём уже сказано, снято фильмов, поставлено спектаклей и написано разновеликих статей и книг множество. Не претендуя на исключительное право «единственно верного оценщика роли Дзержинского в истории», всё же скажем об этом человеке несколько слов и мы. Итак.
Он и родился-то не как все…
11 сентября 1877 года родители будущего «Железного Феликса» запомнили навсегда. Его мать Хелена, будучи уже на 8-м месяце беременности, спускаясь в погреб, случайно споткнулась и рухнула вниз. Падение спровоцировало преждевременные роды, в результате которых на свет и появился мальчик. Поэтому родители, польские шляхтичи, не сговариваясь, во время крещения на вопрос ксёндза: «Как назовёте ребёнка?» — сразу дали ему двойное имя — Феликс Щенсны, что в переводе с польского означает «счастливчик Феликс».
Уже будучи зрелым политиком и председателем ВЧК, Феликс Эдмундович в кругу близких нередко с улыбкой приговаривал: «Кто-то рождается в рубашке. А вот я умудрился появиться на свет в погребе!» Говорят, слушатели старались на всякий случай тоже улыбаться, но… всё же как можно сдержаннее.
Счастливое рождение и благословление приходского ксёндза, возможно, сыграли впоследствии и первоначальную роль в выборе будущей профессии: ещё гимназистом Феликс заявил родителям, что хочет стать… священником. Отец Эдмунд, будучи профессиональным педагогом, и мама, дочь профессора Петербургского института путей сообщения, попытались было отговорить сына, но тот проявил характер весьма оригинальным способом: приносил домой хорошие или отличные отметки лишь по Закону Божьему! По остальным предметам, включая и русский язык, будущий «меч революции» увы, числился вечным аутсайдером…
Такой детский максимализм, скорее всего, объяснялся не религиозным фанатизмом мальчика, а лишь его повышенным чувством справедливости. Наверное, поэтому гимназист Дзержинский часто вступал в споры с преподавателями, доказывая свою точку зрения, отчего уже в гимназии получил кличку «бунтарь»!
Учителя считали его «неблагонадёжным», сверстники же завидовали и старались брать во всём пример. Кстати, впоследствии многие поляки безоговорочно приняли и революцию 1917 года, став видными политиками: Вячеслав Менжинский, Станислав Косиор, Мечислав Козловский, Якуб Ганецкий и другие. Судьба многих трагически оборвалась в мясорубке 30-х годов, увы. Но до сих пор сами чекисты уверены: доживи до тех пор Феликс Эдмундович, этих трагедий бы не было.
Чтобы плыть в революцию дальше…
Юношеское бунтарство молодого Дзержинского стремительно переросло в осознанное политическое чутьё: уже в 7-м классе гимназии он стал посещать нелегальные собрания социал-демократов, а затем — в 18 лет — и вступил в ряды их партии. Так вчерашний просто гимназист Феликс Дзержинский стал профессиональным революционером Феликсом Эдмундовичем Дзержинским…
За годы нелегальной работы Дзержинский прошёл хорошую школу жизни профессионального революционера: 6 арестов, 3 побега из-под стражи, трёхлетняя ссылка в Вятскую губернию, Александровский «централ», снова побег, бессрочная каторга в 1908 году, опять — побег…
В этот раз бунтарь сумел добраться аж до острова Капри, где в то время «буревестник революции» Горький уже на своей вилле основал… партийную школу РСДРП, в которой писатель и приютил будущего главу ВЧК. Затем Дзержинский, уже вполне сформировавшимся идейным борцом, вернулся в Россию, где… снова был арестован охранкой: Бутырская одиночная камера, двери которой для заключённого распахнула лишь Февральская революция. Свобода… И снова — борьба!
Я себя Лениным чищу
С вождём революции Феликс Эдмундович познакомился ещё в 1906 году. В 1907 году по личной рекомендации Ленина он становится и членом ЦК партии. С тех лет судьбы этих двух выдающихся исторических личностей стали не только идейной основой будущей Советской России, но и главным движителем этого процесса. Как говорил Ленин: «Архиважного и архитрудного».
«Всякая революция чего-то стоит, если она умеет защищаться», — эти слова вождя Дзержинский воспринял как программу и своей будущей работы. Тем более что желающих залить молодую республику кровью было предостаточно: враги внешние и внутренние, соревнуясь в собственной ненависти к новому строю, с методами борьбы не считались.
В конце 1917 года управляющий делами молодого Совнаркома РФ Владимир Бонч-Бруевич с тревогой доложил вождю о том, что город революции Петроград в опасности: необходимо любым способом изыскать свежие силы для его защиты. На вопрос Бонч-Бруевича «Кого будем назначать?» Ленин без промедления воскликнул: «Конечно — Дзержинского!»
Так Феликс Дзержинский стал главным организатором в создании прославленной Красной Гвардии, сумевшей в жестоких боях отстоять Петроград. Именно этот отряд революции и дал почётное название «гвардейский», которое впоследствии стало присваиваться наиболее отличившимся частям, дивизиям, отрядам, кораблям и т.д. Советских вооружённых сил. Сегодня, во время СВО, мы сознательно вспоминаем о том, что главным инициатором создания и присвоения этого почётного звания был никто иной, как Феликс Эдмундович Дзержинский. Уверены, что наши бойцы на поле боя, освобождая от бандеровской нечисти исконно русские города и посёлки, об этом не забывают…
Покой им только снился
Трудные победы на открытом поле боя осложнялись войной скрытой, которую при поддержке Запада (куда же без него? — авт.) против Советов усиленно вела внутренняя разношёрстная оппозиция: бывшие эсеры, анархисты, «белые», «зелёные», «осколки» из числа бывших дворян, всевозможные уездные «батьки» и просто откровенная уголовная сволочь. Стране вновь понадобился бескомпромиссный лидер, который смог бы возглавить борьбу и на этом «невидимом фронте!» И Владимир Ильич снова призвал Дзержинского…
20 декабря 1917 года решением Совнаркома в молодой России создаётся Всероссийская чрезвычайная комиссия (ВЧК), возглавить которую и было доверено Феликсу Дзержинскому! (Мы сознательно применили словосочетание «было доверено», против «было поручено», т.к. Владимир Ильич Дзержинскому абсолютно именно доверял проведение любого самого трудного, подчас даже авантюрного мероприятия, часто сравнивая того с не бесспорным французским революционером Фукье-Тенвилем.)
Но если главный прокурор французской революции Тенвиль в своей борьбе за идеалы не брезговал никакими методами, то Феликс Дзержинский, напротив, был апологетом исключительно законных приёмов в этом важнейшем противостоянии идеологий. Да, он подписывал приговоры о расстреле явных саботажников и террористов, не скрывавших своих планов по свержению советской власти любыми способами, но… можно ли было поступать тогда иначе? … Нет, нельзя, и расхожий принцип «око за око» волей председателя ВЧК из простой, но беззаконной народной бытовухи превратился в России в одну из узаконенных форм бескомпромиссной борьбы двух форм существования молодой советской республики. Причём борьбы, приведшей к победе!
Дзержинский был особенно откровенен в переписке со своей сестрой Альдоной. Именно ей он посвящал свои самые сокровенные мысли: «…Для многих нет имени страшнее моего. И я чувствую, что не можешь примириться с мыслью, что я — это я, и не можешь меня понять, зная меня в прошлом… Ты видишь лишь то, что доходит до тебя, быть может, в сгущённых красках. Я же — вечный скиталец — нахожусь в гуще перемен и создания новой жизни. Я вижу будущее и хочу, и должен сам быть участником его создания!» М-да…
Пронзительное признание, явно давшееся автору не сиюминутно, но бесспорно после долгого и внутреннего самоанализа сил, возможностей и проверки самого себя в необходимости принятия именно такого сложнейшего решения. А это под силу лишь неординарному человеку, умеющему мгновенно жертвовать всем «личным» ради даже мимолётного «общего». Дзержинский как раз и был таким человеком…
Или мы — их. Или они — нас?
Работу в ВЧК Дзержинский воспринял не только лишь как очередное важнейшее партийное поручение, но и как очередной судьбоносный тест на личную ответственность перед самой идеей революции. Из его переписки с сестрой Альдоной:
«…Теперь — борьба „грудь с грудью“, борьба не на жизнь, а на смерть…» «Работа чекистов тяжёлая, неблагодарная (в личном отношении), но очень ответственная и важная в государственном, вызывающая сильное недовольство и отдельных лиц, и саботажных учреждений. Вместе с тем — работа, полная искушений на всякие злоупотребления властью, на использование своего положения и одного факта службы в ЧК для личных выгод…»
Были ли в бытность Дзержинского так называемые «оборотни в погонах»? Да, были, и Феликс Эдмундович эту проблему не только не замалчивал, но считал борьбу со «слабыми на искушение товарищами» самой главной задачей, стоящей перед всеми чекистами. И коллеги своего лидера не подводили…
Говорят, что отчёт о так называемых «оборотнях» в своих рядах чекисты начали с дела некоего то ли «графа», то ли «князя» Эболи, который сразу после образования ВЧК добровольно записался в её ряды, заявив, что… никогда в душе не был настоящим дворянином. Ему простодушно поверили, тем более что у молодой организации не было ни кадрового опыта по отбору своих сотрудников, ни собственно проверенных профессиональных кадровиков.
Однако вскоре чекисты стали замечать, что их новый сотрудник, получив вожделенный мандат, стал сорить деньгами, посещать дорогие «нэпманские» кабаки, менять подруг-любовниц… Присмотрелись получше. Проанализировали последние жалобы от горожан на необоснованные обыски, конфискацию «на нужды революции» без всяких протоколов дорогих украшений, мехов, картин. Быстро установили, что занимался этим… якобы «не настоящий» дворянин Эболи. По приказу Феликса Эдмундовича Дзержинского тот был арестован. Расстрелян тоже по его приказу. В того, кто скажет, что «Железный Феликс» был тогда неправ, я первым брошу камень…
Да, подобные случаи были неединичны, увы: слишком доступны были лихие ценности, слишком слаб внутренний моральный тормоз у иного вчерашнего крестьянина, получившего маузер и мгновенную власть, а вместе с ней и право единолично решать судьбы многих и многих.
На помещение «Центротекстиля» анархисты в 1918 году совершили вооружённый налёт. Некоторых бандитов чекисты задержали. Стали выяснять подробности. Установили, что во главе нападения стоял… один из комиссаров ВЧК. Его арестовали. Доложили Дзержинскому. Тот приказал оборотня расстрелять. В того, кто скажет, что глава ВЧК был неправ, я первым брошу… Впрочем, читайте выше.
Сегодня, когда многие известные новостные блоги сочатся информацией о «силовых» взяточниках и казнокрадах в погонах и лампасах, и на которые рядовые россияне, увы, уже давно махнули рукой, читать документы о жёстких решениях Дзержинского лично мне отрадно. И как бывшему офицеру, присягавшему на верную службу Отечеству и служившему ему. И как нынешнему рядовому пенсионеру, задающемуся простым вопросом: «Люди, что же с вами происходит???»
Сам Феликс Эдмундович при всей многосложности своей натуры и уж тем более — в тех архинепростых политических условиях, тем не менее, проводником повальных радикальных мер никогда не был. К ним его вынуждало само время и поиск ответа на простой и одновременно самый сложный вопрос: «Или они — нас, или мы — их?»
Лично Дзержинский трижды (!) ставил вопрос перед ВЦИКом об отмене смертной казни органами ВЧК. Именно по настоянию Дзержинского в январе 1920 года ВЦИК наконец принял Закон «Об отмене высшей меры наказания (расстрела)». Сложнейшее время. Сложнейшие решения. Схватки справедливости и бесправия. Беспризорщина, победить которую смогли тоже при личном участии Дзержинского. Потому историки до сих пор до хрипоты заходятся в спорах: «Кто же был прав? Кто же был виноват?» Нет, нет однозначного ответа. А если он и появился, поверили бы в него сегодня люди? Вот и мы о том же…
От маузера к экономике?
В феврале 1924 года Дзержинский становится председателем Высшего Совета народного хозяйства СССР (ВСНХ), по сути — премьер-министром. Обладавший не только огромным политическим опытом, но и колоссальной информацией о положении дел в экономике молодой республики, он сразу взялся за реформирование всей экономической структуры страны. Восстанавливал разрушенные войной железные дороги. Возрождал металлургию и угольную промышленность Донбасса. Считал, что главный враг советской экономики — въевшийся в неё как грибок номенклатурный бюрократизм. Боролся с ним всеми силами (уверены, что сейчас многие вспомнили и Юрия Владимировича Андропова — авт.).
На Пленуме ЦК ВКП(б) по экономике 20 июля 1926 года Дзержинский заявил: «…Если вы посмотрите на весь наш аппарат, если вы посмотрите на наш неслыханный бюрократизм, на нашу неслыханную возню со всевозможными согласованиями, то от всего этого я прихожу прямо в ужас… Нельзя так работать!»
Если кто-то скажет, что сегодня эта фраза «Железного Феликса» не актуальна, я первым брошу в него… Впрочем, я об этом уже писал.
А ведь на дворе уже подходит к концу 2025 год…
P.S.
Всё остаётся людям!
Спустившись с трибуны того Пленума, Дзержинский почувствовал себя плохо. Ему помогли прилечь в кабинете. Вызвали врача. Помочь, увы, не смогли: к вечеру того же дня Феликс Эдмундович скончался от обширного инфаркта. До своего 50-летия он не дожил всего-то один год…
И всё же: как много он успел сделать для страны, которой без остатка и отдал всю свою такую короткую, но такую яркую и огромную жизнь!
Поделиться
Поделиться
