«Постарайтесь быть менее белыми»: тоталитаризм под маской борьбы за справедливость
Беда постигла США в благополучные 1990-е годы, когда казалось, что страна находится на вершине экономического и политического могущества. Всё начиналось как борьба за справедливость в отношении чернокожих, женщин, гомосексуалов и всевозможных меньшинств. А сегодня воплощается в навязчивое требование познавать мир через категории идентичности и плюнуть на универсалистский принцип, по которому все люди свободны и равны в правах. Новую идеологию называют то идентитарным синтезом, то «воук-культурой» (от англ. woke – «пробуждение»). Но в ней за версту виден старый добрый тоталитаризм, тихой сапой пробравшийся сквозь все институциональные барьеры.
Некоторые равнее других
Еще в 1967 году лидер западногерманских «новых левых» Руди Дучке озвучил идею «долгого марша через институты». А философ Герберт Маркузе её развил. По Маркузе, революционеры должны подорвать политическую систему изнутри, становясь её частью: «Работать против существующих институтов, работая в них… обучаясь, как программировать и читать компьютеры, как преподавать на всех уровнях образования, как использовать средства массовой информации, как организовать производство…» Нечто подобное делала сицилийская мафия, попав под прессинг во времена Муссолини: отправила своих молодых «солдат» на низшие должности в полицию, университеты, муниципалитеты, чтобы 10–20 лет спустя они «проросли» в начальство, принимающее решения.
Но для «долгого марша» левакам требовалось пересмотреть идеологию. Инструменты постмодернизма, позволяющие ставить под сомнение любые утверждения, опирающиеся на научную объективность, были слишком мощным оружием, чтобы от них отказаться. Работы Мишеля Фуко позволяли всю правовую сферу представить «большим нарративом». Вы верите, будто судьи руководствуются статьями закона и правовыми прецедентами? А мы уверены, что прихотью, личными предпочтениями и материальными интересами. Хотите доказать обратное? Да вы просто проводник чужих дискурсов! Примерно так афроамериканский профессор Деррик Белл объяснял, что ситуация с правами чернокожих улучшается лишь потому, что белым потребовались новые призывники и рабочие руки в южных штатах. А на самом деле все белые судьи – расисты, поскольку «нейтральной точки зрения не существует и не может существовать». И чтобы реально бороться за права чернокожих, нужно продвигать «равенство с учётом расовых различий», чтобы государство относилось к гражданам в соответствии с цветом их кожи.
Студентка Белла Кимберли Креншоу добавила в этот суповой набор интерсекциональность. Получается, разные формы дискриминации накладываются друг на друга, создавая для человека более глубокий опыт угнетения. Он может ярко страдать как чернокожий 150-килограммовый гей-инвалид, мечтающий сменить пол, – тут в каждом пункте боль. Мало того, что это само по себе похоже на идеальный шторм, так ещё и делает группы «угнетённых» меньшинств естественными союзниками. Если вы боретесь с дискриминацией по гендерному признаку, значит, вам на роду написано сражаться с расовой или религиозной несправедливостью.
Как пишет политолог Яша Мунк, чем большую популярность язык интерсекциональности приобретал в активистских кругах, тем жёстче становились требования к желающим присоединиться к политическому проекту. Чтобы стать частью интерсекционального феминистского движения, следовало разделять взгляды активистов на природу расовой дискриминации или конфликт в Палестине. А центр тяжести левой идеи всё увереннее смещался от класса и экономики к культуре и идентичности.
В университетах исследователи из поколения 1968 года на ходу преображали традиционные академические дисциплины. Филологи и литературоведы вдруг заинтересовались, как идентичность формирует опыт обычных людей. Историки сместили фокус с геополитики и классовой борьбы на вклад в общество маргинализированных групп. Социологи, особенно в США, начали собирать и интерпретировать данные о бедственном положении этнических и сексуальных меньшинств. Под модные темы стало проще открывать новые кафедры и научные центры, занимающиеся изучением гендера, квир-идентичности, инвалидности, а также опыта афроамериканцев, латиноамериканцев – всех, кроме «евроамериканцев». Новое поколение гуманитариев, выросшее на постмодернизме и постколониализме, успешно собрало разномастные веяния в одну идеологическую колоду. Яша Мунк выделяет семь характерных черт.
1. У Мишеля Фуко они взяли глубокий скептицизм в отношении объективной истины, что позволило атаковать универсальные ценности: нельзя, мол, уравнивать всех людей в правах, у «угнетённых» должны быть привилегии.
2. У Эдварда Саида позаимствовали дискурс-анализ, с помощью которого бросились менять языковые нормы. Вместо «негр» или «проститутка» надо говорить «человек небелого цвета кожи» и «работник коммерческого секса». Ведущие университеты публикуют длиннющие списки подлежащих отмене слов вроде «здравомыслия».
3. У Гаятри Спивак подрезали опору на эссенциалистские категории идентичности. А как ещё увязать утверждения о том, что раса и гендер являются социальными конструктами, с призывами идентифицировать себя как, например, чернокожих или трансгендерных людей? Можно, считает Спивак, если вам это удобно в данный момент.
4. У Деррика Белла научились гордому пессимизму относительно состояния западных обществ. То есть давно знакомой белиберде, будто никакого прогресса за последние 200–300 лет не происходило.
5. У того же Белла взяли идею законодательства с учётом идентичности. То есть относиться к гражданам нужно неодинаково – в зависимости от того, какую группу они представляют.
6. У Кимберли Креншоу приглянулся императив интерсекциональности. Всякий приличный человек должен одобрять перечень целей и позиций, в котором правильное мнение по каждой проблеме определяет группа, наиболее от неё пострадавшая. Сочувствуешь угнетению геев – поддерживай и палестинцев, будь любезен. А иначе «отменим».
7. У той же Креншоу в оборот взяли так называемую «позиционную теорию». Представители разных групп идентичности никогда не смогут полностью понять друг друга. А из этого следует, что геи, квиры, чернокожие и феминистки должны быть шире представлены в политике, в университетах и на госслужбе, поскольку их интересы отстаивать никто другой не сможет.
К 2010 году связанные с идентичностью дисциплины (Яша Мунк обобщает их термином «идентитарный синтез») в США изучали сотни тысяч студентов, даже если их основной специализацией были бизнес или инженерное дело. Если с 1976 по 2011 год число студентов в американских университетах почти удвоилось, то штаты административного персонала выросли на 139%. Всевозможные «отделы по работе со студентами» расплодились и вовсе на 366%. Чаще всего они продвигают идентитарный синтез на семинарах вроде «Понимание белых привилегий» и имеют полномочия вмешиваться, если студенты допускают друг к другу микроагрессию. Что это такое? Ну, например, кто-то позволил себе недопустимое слово вроде «плавильный котёл». Услышите подобное – анонимно сообщите на горячую линию.
Американский союз защиты гражданских свобод (АСЗГС) около ста лет был крупнейшей в мире неправительственной организацией, занимающейся охраной частных прав и свобод. Её идея была в том, чтобы помогать любым обвиняемым по уголовным статьям, даже убийцам и насильникам, чтобы не создавать прецеденты отступления от норм права. Сегодня под влиянием своих молодых сотрудников, изучавших идентитарный синтез, союз отошёл от своей исторической миссии. В помощи отказывают обвиняемым, высказывания которых сочли оскорбительными сотрудники среднего звена. А едва кто-то из руководства смеет заявить, что существуют общечеловеческие ценности, как перед его офисом вырастает толпа возмущённых активистов с плакатами «Угнетённые не впечатлены».
И вот уже Чейз Странджио, заместитель директора проекта АСЗГС по вопросам ЛГБТ* и ВИЧ, требует запретить и изъять из продажи книгу Эбигейл Шрайер «Необратимый ущерб» о страданиях подростков, которые купились на доминирующие дискурсы и сменили пол. Просто гарантировать обвиняемым в сексуальных домогательствах базовые процессуальные права для нынешнего АСЗГС – это «необоснованно благоволить обвиняемым».
А чему удивляться, если в грантодающих фондах тоже полно адептов теорий идентичности. Фонд Форда или Фонд Макартуров поддерживают всё более радикальные инициативы и открыто отдают предпочтение «чернокожим или коричневокожим» кандидатам на получение грантов. При этом шумиха в соцсетях, организованная какими-нибудь мракобесами, – железный повод отказать в поддержке правозащитной организации, какая бы у неё там ни была «историческая миссия». Под эти обстоятельства первыми вынуждены прогибаться небольшие НКО. Но постепенно и гиганты вроде АСЗГС вынуждены менять идентичность. С 2011 по 2021 год американские частные фонды выделили или пообещали выделить около 28 млрд долларов на «финансирование достижения равенства с учётом расовых различий». 28 млрд – это чуть меньше годового бюджета Египта с его населением в 116 млн человек.
Бизнес тоже дует на воду. Coca-Cola отправляет своих сотрудников на тренинг «Противодействие расизму», где их призывают «постараться быть менее белыми». Это значит «менее угнетающими», «менее уверенными», «менее невежественными». Колумнистка Робин ДиАнджело, которая сама белая, объясняет с экрана, что это «процесс на всю жизнь». Зачастую самая печальная ситуация складывается в серьёзных технологических компаниях, которые конкурируют за выпускников элитных университетов. И вынуждены считаться с издержками их образования.
Протоколы медицинской сортировки
К 2010 году идентитарный синтез стал своим в университетах, но ещё не проник глубоко в мейнстримную культуру. Президент Барак Обама признавал наличие у США «расовой травмы», но не ковырял её, призывая сосредоточиться на «универсальных» интересах. А вот к 2020 году воук-культура уже накрыла Америку с головой. При Джо Байдене из Белого дома неоднократно доносились заклинания о приверженности достижению «равенства с учётом различий» через «расово осознанную» и «расово чуткую» публичную политику. Судя по всему, решающий перелом внесло распространение соцсетей.
В 1980-е самые популярные статьи Кимберли Креншоу в журналах не могли «завируситься», и вряд ли их читало больше нескольких десятков тысяч человек. Соцсети позволяли упаковывать громоздкие концепции в цепляющие слоганы, которые разлетались по Интернету миллионами просмотров: «Шесть способов ответить на сексистскую микроагрессию в повседневных разговорах», «Белые привилегии: в одном коротком комиксе» или «Вам нравится женская грудь? Вот три причины, почему это может быть сексизмом».
Комментарии к таким постам редко были местом цивилизованной дискуссии, в которой рождается истина. Сотни пираний бросались на храбреца, который посмел в ответ назвать тридцать три причины, по которой женская грудь прекрасна. И чем громче звучали призывы к интерсекциональности на платформах вроде Tumblr, тем более жёсткой критике рисковал подвергнуться любой, кто поддерживал одну правильную позицию, не разделяя другой: «Если ваш феминизм не интерсекционален, то он яйца выеденного не стоит».
Не менее важно, что и для респектабельных изданий соцсети превратились в гораздо более важные каналы распространения, чем классическая «бумага». Начав гоняться за кликами и обнаружив, что статьи от первого лица чаще других вирусятся, уважаемые медиа от Newsweek до New York Times начали подстраиваться. Имела место и кадровая причина: молодые авторы, искренне верившие в идентитарный синтез, получали шанс превзойти коллег верхом на новой бойкой теме. Да и подсиживать стало попроще. Редактор издания сфотографировался на вечеринке с Джоан Роулинг, которая что-то неполиткорректное сказала о трансгендерах? Самые идейные сотрудники тут же выкладывают открытое письмо: мол, они теперь чувствуют себя «менее защищёнными» на рабочем месте.
Исследование Зака Голдберга из Университета штата Джорджия зафиксировало, что частота использования слова «расист» в статьях New York Times увеличилась на невероятные 700% за восемь лет – с 2011 по 2019 год, а в Washington Post – на 1000%. Голдберг доказывает, что столь резкий всплеск внимания к вопросам расы стал причиной, а не следствием влияния идентитарного синтеза на мейнстрим. А поскольку аудитория респектабельных медиа состоит преимущественно из белых высокообразованных американцев, их психика пострадала сильнее других. Дошло до того, что к 2016 году белые читатели стали проявлять негативные чувства к белым как к расе даже чаще афроамериканцев.
Примерно в те же годы хитом стала апроприация. В начале XX века этим термином нарекли использование в произведениях искусства реальных предметов: например, Пикассо клеил на свои полотна вырезки из газет. Но тогда никому и в голову не пришло бы, что можно апроприировать чью-то культуру и нанести этим вред. Тема апроприации начисто отсутствовала в медийном пространстве в конце 1960-х, когда The Beatles экспериментировали с индийской музыкой. Рави Шанкар этим возмущался? Да он был на седьмом небе от счастья, что на его стиль обратили внимание такие классные и популярные парни. Ни один далай-лама не требовал прекратить распространение буддизма на Западе в упрощённых дзен-версиях.
Зато сегодня обвинения в культурной апроприации приобретают самые дикие и неожиданные формы. Британский The Guardian размышляет, может ли знаменитый шеф-повар Джейми Оливер готовить джолоф, а другой известный шеф-повар Гордон Рамзи – открыть китайский ресторан. И насколько оскорбительный поступок совершила певица Адель, придя на карнавал в Ноттинг-Хилле с традиционной ямайской причёской. Американский кулинарный журнал Bon Apptit повинился за то, что опубликовал рецепт хоменташа, традиционного еврейского десерта, от автора-нееврея. Голливудские актёры от Тома Хэнкса до Кристен Белл публично извиняются за то, что играли персонажей другой расы, пола или сексуальной ориентации. Элисон Бри на всякий случай покаялась, что лишь озвучивала азиатку в мультфильме «Конь БоДжек», где большинство персонажей вообще составляют антропоморфные животные.
Зачем они это делают? Ведь невозможно себе представить, что великий Том Хэнкс искренне стыдится роли ВИЧ-позитивного гомосексуала Эндрю Бекетта, сыгранной в фильме «Филадельфия» в 1993 году, за которую он получил «Оскар». Однако его коллега Кевин Спейси тоже был великим актёром, пока не вызвал гнев толпы и не был отменён. И сейчас он безработный, бедный и сломленный человек. Вдруг кто-нибудь скажет, что Хэнкс посягает на «самобытность» гомосексуалов? А Адель пытается говорить от лица ямайских растаманов и тем самым их угнетает? Толпа может подхватить – и в шоу-бизнесе вокруг Хэнкса и Адель образуется зона отчуждения величиной с Бразилию.
Зато инквизиторы идентитарного синтеза утверждают, что апроприация – это форма эксплуатации, в рамках которой белые обирают всех остальных ради собственной выгоды. То есть в обратную сторону этот поезд не идёт. Нельзя запретить пакистанцу носить джинсы. Нельзя выгнать китайских бильярдистов из всех международных турниров по снукеру. Нельзя предъявить расово чуткому футболисту «Реала» Винисиусу, что он зарабатывает более 20 млн евро за сезон на «белой теме», возникшей в Англии в середине XIX века.
Сегодня преподаватели советуют начинающим писателям «описывать опыт, который им знаком». Хотя, если бы Гарриет Бичер-Стоу опасалась культурной апроприации, «Хижина дяди Тома» никогда не была бы написана. Если бы в литературе всегда работали правила политкорректности, исчез бы не только весь исторический или научно-фантастический роман. Мы не знали бы не только Александра Дюма, Жюля Верна и Фенимора Купера, который, понятно, никогда не жил среди делаваров близ Великих озёр. Михаил Булгаков вряд ли бывал на балу сатаны и присутствовал при беседе Пилата и Иешуа. Сам Шекспир никогда не выезжал за пределы Британских островов. И лично не видел ни Венеции, ни Вероны, ни замка Кронбург близ Копенгагена, где принц Гамлет якобы встретил тень своего отца. Великая литература прошлого стояла на том, что Вергилий и капитан Немо как раз связывали читателя с недоступным ему опытом. Люди читали тех авторов, кто расширял границы привычного и был «антенной человечества».
С учётом этого чернокожая активистка из Сан-Франциско Джанетта Джонсон вроде бы ведёт себя глупо, когда акцентируется на том, что белому никогда не понять её точку зрения. Ну, оe_SSRqкей, ничего не говори. Нет так нет – прощай, Джанетта. Миллиарды людей легко переживут твоё гордое молчание. Конечно, мужчине не понять чувства женщины, которую облапали в толкучке метро, а ей не понять, каково при разводе потерять ребёнка или столкнуться с отсутствием эрекции. Из этого не следует, что Джанетте кто-то должен, а тем более вся страна. Но очень похоже, что Джанетта к этому и стремится. По крайней мере, она кочует из одной телестудии в другую, где рассказывает и рассказывает о том, как бессмысленно говорить с белыми о её опыте чернокожего трансгендера. Возможно, апроприация – это её способ намекнуть, что белые вообще-то находятся в Америке не вполне законно и Джанетта готова выступить получателем компенсации.
Другая стратегическая цель идентитарного синтеза – меритократия. Вроде бы очевидно, что на выборах нужно голосовать за самого умного, честного и работоспособного кандидата. В основе национальной сборной по футболу должны выходить одиннадцать сильнейших на данный момент игроков. Успех в бизнесе во многом зависит от кадров, поэтому нужно найти на рынке лучшего маркетолога, лучшего юриста, лучшего креативщика. Если заслуги вознаграждаются, у молодых людей появляется стимул вкладывать время и усилия в развитие своих способностей. Это обеспечивает общество достаточным числом врачей, инженеров, мастеров и сантехников, и делает его более счастливым.
Но с точки зрения идентитарного синтеза это всё не так. «Меритократия вредит всем», – утверждает профессор права Йельского университета Дэниел Марковиц. «Даже справедливая меритократия создаёт ложное впечатление, что мы добились всего сами», – пишет философ Майкл Сэндел в книге «Тирания заслуг». Ну и разумеется, «обещание равенства, основанного на меритократической идеологии, лишь скрывает расизм», с точки зрения Ричарда Дельгадо и Джин Стефанчич. В руководстве компаний должно быть столько-то женщин и чернокожих, латиноамериканцев, а кадровый выбор должен быть ограничен категориями идентичности. Тут один шаг до практик ЮАР, где белый уже сейчас не может претендовать на вакансию с циничной пометкой ЕЕ (employment equity, или «беспристрастный наём»).
Это фантазии? Но разве пандемия коронавируса в США не показала, что это всерьёз? Заместитель директора Центра биоэтики Йельского университета Лори Брюс впрямую заявляет, что врачам надлежит сокращать неравенство между различными демографическими группами, внедряя «протоколы медицинской сортировки с учётом расовых различий». Ричард Дельгадо и Джин Стефанчич и здесь тут как тут: «Только агрессивные, расово осознанные усилия по изменению текущей ситуации смогут смягчить страдания».
В 2021 году Департамент здравоохранения Нью-Йорка рекомендовал врачам выписывать дефицитные препараты вроде «Паксловида» представителям этнических меньшинств, даже если те моложе 65 лет и не страдают от хронических заболеваний. В рекомендациях чётко указывалось, что белые жители Нью-Йорка, даже соответствующие всем критериям, не должны пользоваться аналогичным приоритетом. Вермонт поощрял прививаться молодых пациентов небелого цвета кожи и без хронических заболеваний, а лишь затем разрешил сделать это белым пациентам. Центры по контролю и профилактике заболеваний (CDC) призвали все штаты отдавать приоритет при вакцинации ключевым работникам, а не пожилым людям на том основании, что среди пожилых американцев непропорционально велика доля белых. Когда против этих практик был подан судебный иск, более двадцати известных институтов, включая Американскую ассоциацию общественного здравоохранения и Американский колледж врачей, выпустили экспертное заключение в их защиту.
Практически во всех сферах жизни государственные институты открыто увязывают получение федеральных льгот с такими факторами, как гендер, раса и сексуальная ориентация. При поддержке малых предприятий предпочтение открыто отдавалось тем, владельцами которых были женщины. Власти Сан-Франциско ввели новую систему базового дохода, которая позволит малообеспеченным жителям города получать 1200 долларов в месяц. Один нюанс: доступ к халяве получат только трансгендерные люди.
Современные левые уже не хотят, чтобы сбылась мечта Мартина Лютера Кинга – «маленькие чернокожие мальчики и девочки смогут взяться за руки с маленькими белыми мальчиками и девочками». Нет, они хотят, чтобы общество было расфасовано по группам идентичности, а каждая этническая, религиозная или сексуальная общность получала соразмерную долю дохода. А борцы за справедливость стояли у штурвала распределения.
* Признано в РФ экстремистским движением.
Поделиться
Поделиться
