Американская валюта практически исчезла из российского денежного бытового обихода. Уж у многих рядовых потребителей точно. Позакрывалось большинство обменных пунктов, россияне практически перестали следить за обменным курсом. Некоторые народные избранники даже позволяют себе шутки по этому поводу, мол, большинству населения «наплевать», что курс доллара крутится вокруг сотки рублей.

Вроде бы дедолларизация страны пошла успешно и необратимо. Однако иногда скорбные лики президентов США, напечатанные на зелёных купюрах, выныривая из прошлого, весьма омрачают нам жизнь.

Рубль – всему голова

Денег в России не просто много, а очень много. Только наличных на 1 мая 2023 г. Центробанк насчитал аж 16, 242 трлн рублей. Экономисты подсчитали, что площадь всех находящихся в наличном обращении купюр – около 77 кв. километров. То есть ими можно покрыть весь центр столицы вплоть до Третьего транспортного кольца. А если будет такой указ: «Сложить всё в одно место!», то получится гигант с длинами сторон 21, 2 метра.

Кроме наличных есть и безналичные деньги. С ними, конечно, попроще, чем с кешем, каждый рубль на учёте. На 1 мая 2023 г. на текущих и расчётных рублёвых счетах хранилось 14, 3 трлн рублей, а на срочных депозитах и счетах в драгметаллах – 21, 2 триллиона. В валюте же соотечественники хранили, если считать в рублёвом эквиваленте, «немного» – 3, 8 триллиона. Меньше одной десятой от общей суммы безнала в 39, 2 трлн рублей.

На счетах предприятий и организаций находилось ещё 42, 4 трлн, в том числе 9, 5 – в валюте. ЦБ не раскрыл корзину их валютных накоплений, но представляется, что вряд ли это турецкая лира или иранский риал. Скорее недружелюбные нам доллары или евро. Если суммировать все наличные и безналичные рубли, или «Агрегат М2», как говорят финансисты, то в экономике России крутится около 84, 6 трлн рублей. Из них 13 с лишним триллионов – в валюте.

Много это или мало? Что касается личных денег граждан, то прилично. Не уверен, что почти 10% своих сбережений те же американцы или европейцы или даже китайцы держат в российских рублях. А вот для предприятий реального сектора экономики даже 25% маловато будет. Потому что промышленности практически всё оборудование и запчасти к нему приходится закупать за пределами страны.

В поле каждый колосок

Мы справедливо гордимся успехами в аграрном комплексе. За последние пару десятков лет аграрии смогли сделать невозможное. Доля импорта в обороте продовольственных товаров упала с 36% в 2005 г. до менее 10% в прошлом году. Всё, что можно и нужно выращивать у нас, всё растёт и колосится. Но от поля и до прилавка – путь огромный. Надо вспахать, засеять, убрать и сохранить урожай. И, что немаловажно, переработать его.

На рынке сельхозтехники вроде всё более-менее в порядке. По данным Минсельхоза, доля российской и белорусской техники – порядка 70%. Проблема в том, что оставшиеся 30% – это высокопроизводительные западные образцы. И аграрии после введения санкций и ухода их представителей с российского рынка столкнулись с дефицитом запчастей, комплектующих и расходных материалов, с трудностями при обновлении программного обеспечения. Эти проблемы стали решать через поставки «реплик» из Поднебесной (как говорят сами крестьяне, «качество ниже плинтуса»!) или параллельный импорт, попросту контрабанду. Это неминуемо привело к увеличению цен на фоне падения доходов из-за больших урожаев.

И хотя идёт развёртывание новых, чисто российских производственных мощностей для сельхозтехники, но, как говорят эксперты, существует проблема комплектующих. Глава «Ростсельмаша» Константин Бабкин признаётся, что для своих «российских» комбайнов «закупает тысячи позиций разных комплектующих: двигатели, элементы гидравлики, пластиковые элементы корпуса, редукторы, коробки передач и даже краска». Причём закупает в США и Германии. И хотя всё решается, но доллары и евро всё равно уходят американским и европейским поставщикам. За рубли они почему-то не торгуют.

Гораздо сложнее ситуация в перерабатывающей промышленности. По докладу академика РАН Юрия Лачуги, в 2018 г. «доля зарубежного оборудования в российской пищевой промышленности составляет сегодня 90%». А по данным ассоциации «Росспецмаш», доля на внутреннем рынке отечественных предприятий пищевого машиностроения в том же 2018 г. была 35, 9%, а в январе–августе 2022-го – 55, 6%.

В том же 2022 г. на форуме «Пищевая индустрия и медицина. Ответ на новые вызовы в условиях технологической изоляции» прозвучали цифры, близкие к оценке академика Лачуги. Например, доля импортного оборудования в российском производстве масложировой продукции – 95%, в производстве молочной продукции – 89%, в производстве мясной продукции 95% и так далее и тому подобное.

Импортное оборудование – импортные запчасти. Доллары вновь уходят в тихую гавань. Конечно, со временем мы научимся делать всё сами, но, скорее всего, начнём закупать и комплектующие, да и само оборудование у дружелюбных стран типа Китая или Индии. Импортозамещение плавно перетечёт в брендозамещение. А валюта вновь утечёт из страны.

Бизнес ищет, где легче

Именно так и произошло в автомобилестроении. За первые шесть месяцев текущего года в России было продано 428 038 новых автомобилей. Казалось бы, здорово: после провального 2022 г. дела пошли в гору. Вот только почти половина из них, 168 тыс., чистые китайцы. А если прогнозы экспертов о годовой продаже 950 тыс. – 1 миллиона машин сбудутся, китайские бренды оттяпают кусок рынка в 380–400 тыс. машин. Да и чемпиона продаж «Гранту» сложно назвать чисто российской компанией. Так как из неё в нынешнем упрощённом варианте просто повыкидывали все нелокализованные и, следовательно, почти недоступные в стране импортные девайсы. Говорят, только электронику оставили, да и та из Поднебесной.

То есть фактически мы повторяем поход по граблям, уже пройденный в начале двухтысячных. Тогда свой пусть хиленький, но автопром добили ради пришедших в Россию западных гигантов автоматических коробок скоростей. Под уверения чиновников, что эти монстры поделятся технологиями и вообще – заводы-то никуда из страны не денутся. Технологиями, естественно, не поделились, конвейерные линии остановили через промышленный Интернет вещей и непринуждённо оставили целую страну без новых машин.

Понятно, что ситуация с засильем китайских авто – вынужденная. Людям надо на чём-то ездить, а для того чтобы развернуть фактически с нуля новые производства, нужно время и государственные деньги, так как крупный «частник» этого добровольно делать не будет. Кроме этого: нужны технологии, нужны специалисты, нужно оборудование, нужны рабочие руки, нужно платёжеспособное население, чтобы обеспечить внутренний спрос. Нужно решить ещё тысячи задач такого же уровня. Государственного уровня, которые не сможет решить ни один, пусть даже самый крупный и, так сказать, социально ответственный частный бизнес.

Вы знаете хотя бы один надправительственный орган, который всё это может и должен координировать? Я – нет. За разработку технологий отвечает Миннауки? Возможно. За подготовку специалистов? Минпроф и Минобр. Отвечают так, что на сегодня не хватает около 600 тыс. специалистов рабочих профессий. За оборудование отвечает Минпромторг, который и завозил к нам иностранные компании в двухтысячные. Сегодня же он констатирует: «Доля импорта в сфере станкостроения составляет более 90%, тяжёлого машиностроения – 60–80%, в лёгкой промышленности – 70–90%, в электронной промышленности – 80–90%, в машиностроении для пищевой промышленности – 60–80%». А есть ещё фармацевтика, лесообработка, металлообработка и прочее, в которых цифры такие же печальные.

В военной науке есть чёткое разделение на тактические, оперативные и стратегические решения. Для страны стратегия – это многолетний план достижения чётко сформулированных целей, разработанный с опорой на понимание внутренних и внешних преимуществ и угроз и оптимальное распределение имеющихся ресурсов. Тактика – это локальное решение возникающих задач в рамках общего стратегического плана. Частный капитал будет и может решать только тактические задачи. Причём исключительно в случае получения финансовой выгоды. Нет выгоды – не будет решения.

Если брать тот же автопром, то решение с точки зрения бизнеса, а именно завоз китайских машинокомплектов, их отвёрточная сборка на базе имеющихся промплощадок, навешивание ностальгического шильдика и быстрая продажа изголодавшимся автолюбителям, идеально. А плюс ещё господдержка – идеально втройне. Не надо ничего вкладывать и развивать: просто «товар – юани – товар». Правда, при этом умирает надежда на возрождение своего собственного «Москвича», но бизнесу это и не надо.

Государственный же стратегический подход иной. Выломать руки китайским братьям, но купить целиком завод с роботами, технологиями, патентами и прочими премудростями. Поставить его не абы где, а в депрессивном регионе с небольшим избытком рабочей силы (такие сохранились пока), наладить цепочку российских поставщиков и начать выпускать продукцию. Рядом построить учебный центр с общежитиями. Параллельно вести разработку уже своих моделей на имеющейся технологической и научной базе. Обеспечить политику разумного протекционизма. Два-три-пять таких кластеров для развития конкуренции.

Не продадут? Конечно, будут стараться не продавать, но как мы сейчас зависим от Пекина, пусть в меньшей степени, так и Пекин зависит от Москвы. При разумном давлении продадут, никуда не денутся. Так же, как и Индия, и Турция, и Иран. Рычаги давления есть на всех, надо только ими аккуратно пользоваться.

Не хватает рабочих рук? Один миллион двести тысяч (!) здоровых лбов доставляют другим миллионам здоровых лбов условный пакет молока. Государство не может экономическими, налоговыми, законодательными методами регулировать потоки рабочей силы? Ещё как может!

Китай долго шёл от стратегии подражательства «Сделано в Китае» к стратегии развития «Разработано в Китае». Долго, потому что начинал фактически с нуля. И нам пора отказаться от самой идеи импортоподражательства (копия всегда хуже оригинала!) и перейти к формуле «Вновь придумано, сделано и востребовано и в России, и в мире». Всё для этого есть: финансовые и материальные ресурсы, мозги, желание людей. Не хватает только государственной воли и чётко поставленной задачи.

Но если это начать воплощать в жизнь, то буквально через 5–10 лет, а именно столько надо времени, чтобы рабочую идею довести до серийного производства, мы начнём закупать по импорту гораздо меньше оборудования и товаров. Снизится спрос на валютные резервы, следовательно, упадёт давление на рубль. Снизится его, простите за выражение, волатильность.

Если такая ситуация станет нормой, то без всяких таргетирований имени Набиуллиной инфляция стабилизируется. И тогда сбудется мечта поколений российских чиновников: наш рубль естественным путём войдёт в корзину резервных валют. И можно будет сказать доллару: You’re not coming back!

Источник