Как чумная палочка для Москвы чуть дубиной не стала
Сегодня многие экскурсоводы предлагают гостям столицы посетить помимо Кремля и Мавзолея еще и ряд столичных погостов, среди которых Ваганьковское кладбище занимает особое положение. Почему?
Кто-то хочет постоять перед могилами великих русских живописцев: Сурикова, Саврасова, Тропинина и др. Кому-то необходимо положить букет цветов на могилы любимых артистов или поэтов как, например, Высоцкий и Есенин. «Братки», те в изобилии топчутся подле мифического захоронения знаменитой Соньки-Золотой ручки или вычурных оград на погостах уже современных «авторитетов» и «воров в законе».
Но мало кто знает, что эти массовые и сегодня-пафосные захоронения изначально были предназначены для экстренного успокоения тех, кто в прошлые века безжалостно забирала неизлечимая тогда легочная чума, метко названная в народе «мором» и «чёрной смертью».
Спасайте, кто может!
Нам, сегодняшним, пережившим малопонятную борьбу с малопонятным, но явно авантюрным covid, трудно оценить масштабы чумного бедствия, унесшего в средние века лишь в Европе, более 60 миллионов человеческих жизней! Не миновала эта печальная участь и Россию, которая хоть и не имела ещё петровского «окна в Европу», но частные торговые отношения с Западом уже налаживала.
Псковские и новгородские купцы везли иноземцам лён, пеньку, меха, зерно и т.д. Обратно шли караваны с заморскими товарами, одним из которых и оказался смертельный недуг. Современные историки по летописям установили, что первая вспышка чумы была отмечена на Руси аж в 1352 году в тогдашней торговой столице – Пскове.
Болезнь косила всех без разбора: и бедных, и богатых, и простолюдинов, и бояр: мертвых не успевали хоронить, за ночь у церквей набиралось по несколько сотен тел для отпевания. Еще не заразившиеся мастеровые не успевали сколачивать гробы в них укладывали по несколько покойников сразу.
«Акулы пера» тех времен — летописцы писали: «…мнози человецы умираху», «…мор бысть мног в Новгороде», «…быть мор силён в Смоленце» и т.д. России грозило повальное вымирание, ведь никаких вакцин тогда не было и в помине. Лечить пришедшую болезнь пытались травами, банями и групповыми молебнами, что лишь способствовало ее распространению: ведь любое скопление людей сразу создавало дополнительный очаг ее распространения. Но и молитвы не помогали…
Псковские дьяки, где болезнь свирепствовала особенно яро, обратились к Новгородскому архиепископу Василию Калике с просьбой отслужить в их городе спасительный молебен. Тот просьбам внял и приехал со свитой в Псков, организовал для страждущих крестный ход, отслужил молебен и… заразился чумой сам! На обратном пути пастырь скончался, затем за ним последовали и члены его делегации. Уже на их отпевание в Новгородский храм собрался чуть ли не весь верующий город! Через пару дней эпидемия лёгочной чумы накрыла и Новгород беспощадным саваном, далее – везде! Весь ХIV век «чёрная смерть» косила население Руси то затихая, то вспыхивая с новой силой.
Добралась чума и до Москвы, пройдясь и по теремам родовитых бояр: например, знатный род богатейшего боярина Симеона Горлого вымер до последнего младенца! (И сколько их было ещё!) Через несколько лет чёрная смерть в прямом смысле опустошила Смоленск: летописцы успели записать, что в городе осталось всего 5 горожан! (Скорее всего – о самих себя? — авт.) Побесчинствовав в центральной России, чума стала отступать также внезапно, как и пришла. По страшной прихоти судьбы, болезнь принесла России не только страдания и смерти, но и поспособствовала изгнанию татаро-монгольских орд! В 1396 году среди осаждавших Москву татар тоже начался повальный мор. Те сразу поняли, что против болезни орда бессильна, их войска быстро собрались и стали отступать. Кому из русских воевод пришла в голову идея сжигать дома и постройки вымерших от чумы деревень, в летописях не сохранилось. Однако эта стихийная профилактика стала поистине спасительной палочкой для России – болезнь ушла. И впрямь, может долетели до Бога молитвы усопшего в муках архиепископа Василия Калики?
Блохи как предвестники «Байрахтаров»
Впрочем, болезнь отдавала свои позиции нехотя, время от времени вспыхивая на отдельных территориях: «…Бяше мер зол на людей в Изборске», — писали летописцы, но… Это уже была не эпидемия.
Свою беспощадность «чёрная смерть» явила России массово еще раз в 1770 году. В тот год уже вовсю полыхала русско-турецкая война (1768-1774 г.г.), в которой помимо ядер и пуль на стороне турков выступила и сохранившаяся в некоторых причерноземноморских странах та самая «мировая язва, т.е. чума. Лечить ее по-прежнему не умели, профилактика была примитивной, а заразность и летальность – прежними.
Любая война помимо погибших всегда множит и количество раненых, которых полковые врачи старались переправить в основном в московские «гошпитали», которых в Златоглавой было уже несколько штук еще со времен Петра I.
В ноябре 1770 года в Московский генеральный госпиталь прибыл очередной обоз с ранеными, среди которых оказался гренадер с явными признаками смертельной болезни. Пока лекари суетились, размещая прибывших, солдат умер. На следующий день с признаками зловещей болезни слегли сами врачи и еще более двадцати поступивших с обозом солдат. Вскоре массово заболели и рабочие крупной московской текстильной фабрики, где перерабатывалась трофейная природная шерсть поступавшая из Турции. Естественно, при той антисанитарии вместе с шерстью в Россию проникли и миллионы инфицированных болезнью блох — главных переносчиков заразы. Город охватила паника…
За сутки умирали тысячи горожан, «от мала до велика». Тела лежали на улицах, не хватало рук, чтобы их просто собирать и свозить в определенные места за городом. Одним из таких «сборных пунктов» власти определили подмосковное село Новое Ваганьково (на месте которого сегодня находится знаменитый Ваганьковский погост – авт.). В Москве без перерыва звучал церковный набат, так как по поверью именно церковный звон отпугивал всю бесовщину, включая и чуму. Если бы…
Богатые купцы и родовитые дворяне, уже понимая, что колокольным звоном беду не одолеть, массово бросали свои городские постройки и стали разбегаться по загородным имениям, надеясь за крепким забором пересидеть лихую пору. Возглавил эту «армию» беглецов …сам генерал-губернатор Москвы Петр Салтыков, бросив и город, и горожан на произвол судьбы! На улицах стали бесчинствовать мародёры, продуктовые лабазы пустели, к Москве подступил голод.
Брошенные горожане по привычке обратились к церкви, надеясь молитвами защитить себя, покинутых, если не от голода, то хотя бы от смерти.
В народе прошел слух о том, что чудодейственная икона Божьей Матери, что находилась на вратах Китай-города способна остановить мор. Толпа двинулась за иконой, сорвала её и устроила массовый молебен прямо подле входа в Китай-город, откровенно не понимая, что любое скопление незащищенных людей – самое благоприятное условие для разгула болезни.
Архиепископ Амвросий, будучи человеком просвещенным, это как раз понимал и принял единственно верное решение: молебны запретил, икону велел изъять и спрятать в охраняемое церковное помещение в Кремле. Но паства его не поняла: подогреваемые провокаторами-мародерами, лишившееся последней защиты люди двинулись в Кремль. Взбешенная чернь разгромила Чудов монастырь, забралась в Набатную башню, стала бить в колокола – так начался знаменитый «Чумной бунт» в Москве!
Воют все?
С Криками «Богородицу грабят!» тысячи горожан двинулись в Донской монастырь, где укрылся архиепископ Амвросий, разбивая и грабя по пути лавки, лабазы, дома и церкви.
Напрасно священники пытались образумить обезумевшую к тому времени уже изрядно пьяную толпу: их попросту убивали. Та же участь постигла и Амвросия: его вытащили из кельи и варварски растерзали прямо в стенах монастыря. В городе пылали больницы, врачей убивали также безжалостно, обвиняя в том, что именно они сознательно заражают людей страшной болезнью! В дело пришлось вмешаться императрице Екатерине II.
Пушки и картечь вместо пилюль!
Но еще до высочайшего волеизъявления в ситуацию вмешался по долу службы генерал Пётр Еропкин, который в те дни находился в Москве по делам. Он быстро собрал несколько отрядов из солдат и добровольцев, приказав действовать беспощадно и решительно. Как человек сугубо военный, Еропкин понимал, что никакие переговоры с пьяной и обезумевшей толпой результатов не дадут: силу может остановить только другая сила!
В дело пошли пушки и картечь. Бунт хоть безжалостно, но был подавлен. Более тысячи бунтовщиков были убиты, зачинщики и убийцы архиепископа были задержаны и казнены. Многие участники – биты кнутом и с клеймом на лбу отправлены на каторгу. По приказу Екатерины за «соучастие» был наказан и главный «паникёр» бунта – Спасский колокол: ему принародно вырвали металлический язык!
Генерал Еропкин, подавивший московский бунт, грозивший перерасти во всероссийский, был Екатериной обласкан: ему вручили 20 тысяч серебром (огромные тогда деньги – авт.) и пожаловано 4 тысячи крепостных. Деньги Еропкин, известный в армии еще и как азартный картёжник, с благодарностью принял. От крестьян отказался: дескать, благодарю, матушка-императрица, но пусть они лучше послужат Отечеству рекрутами, ведь у России внешних врагов ещё очень много! Императрица порыв оценила и до конца дней генерал Еропкин у царицы значился в «неприкасаемых».
P.S.
Остатки всегда сладки!
Вскоре в покоренную Москву прибыл и фаворит Екатерины – граф Григорий Орлов. Ему было велено навести окончательный порядок в городе. Орлов был человеком хоть и жестоким, но прогрессивным. Он сразу запретил хоронить умерших от чумы на общегородских кладбищах, выделив в пригороде несколько специальных «чумных» участков. Сегодня это и Дорогомиловское. И Миусское, и Пятницкое, и Преображенское и конечно, Ваганьковское кладбища.
Ученые давно доказали, что возбудитель чумы недолговечен и потому поклонникам знаменитостей, похороненных на этих погостах, бояться сегодня нечего. Москвичи и не боятся: могилы любимых артистов, поэтов и писателей всегда в цветах.
