Прожиточный минимум: от реальности к умозрительности
Фото РИА Новости
Привязка прожиточного минимума к потребительской корзине – это методика, зарекомендовавшая себя во всём мире. Но в 2021 году наше правительство от неё отказалось. К чему это привело, рассказывает Вячеслав БОБКОВ – доктор экономических наук, профессор, заведующий сектором социально-экономических исследований Института экономики РАН.
– Вячеслав Николаевич, последний раз мы беседовали с вами в 2021 году и обсуждали отказ правительства от понятия потребительской корзины. Прожиточный минимум (ПМ) перестали рассчитывать на основе неё. Вместо этого в законе прописали, что ПМ должен составлять 44, 2% от медианного дохода. Вы предположили, что эта цифра – 44, 2% – взята не с потолка, а для того, чтобы сохранить ПМ таким же, каким он был в 2020-м. Вместе с тем, как вы сказали, правительство своим отказом от продовольственной корзины отбросило основу выявления качества жизни.
– Что касается доли от медианного дохода, то напомню: в реальной политике развитых стран эта цифра составляет 60%, в странах средней развитости – 50%, в слаборазвитых – 40%. Соответственно, порог 44, 2% для России слишком низкий, поскольку мы не слаборазвитая страна. И в то же время можно усмотреть в этих нововведениях 2021 года благие намерения.
Существует абсолютная монетарная бедность (когда человеку не хватает денег для удовлетворения базовых потребностей) и существует относительная монетарная бедность (когда доход человека из нижних слоёв оценивается в сравнении с доходами более обеспеченных сограждан). Во всех странах относительная монетарная бедность превышает абсолютную, в том числе и в нашей стране. Соответственно, привязав ПМ именно к относительной монетарной бедности, правительство обязалось выплачивать более высокие пособия.
Однако в 2022-м из-за известных обстоятельств возникла экономическая нестабильность, резко подскочила инфляция – и оказалась неподъёмной задача повышать пособия в размере 44, 2% от медианного дохода, который значительно вырос. На первый план вышли задачи, связанные со спецоперацией и вообще с обороноспособностью, что потребовало много дополнительных затрат, в том числе социальных. Видимо, поэтому в 2022 году статья закона, определяющая величину ПМ относительно медианного дохода, была заморожена – и по сей день она не работает.
– И как же правительство рассчитывает ПМ?
– В 2021-м было также введено в законодательство понятие «граница бедности» (ГБ), что, кстати, создаёт путаницу для наблюдателей. За основу определения была взята величина ПМ 2020 года. С 2022-го, заморозив вышеупомянутую статью закона, правительство рассчитывает ПМ следующим образом: оно умножает ГБ предыдущего года на общий индекс потребительских цен (упрощённо говоря, на уровень потребительской инфляции. – Прим. «АН»). И вот здесь-то даёт о себе знать отказ государства от потребительской корзины.
Учитывать относительную монетарную бедность, к чему пришло правительство в 2021 году, – это, повторюсь, правильно. Но зачем же так обошлись с категорией абсолютной монетарной бедности? Зачем было отказываться от методики её определения по потребительской корзине, каковая используется во всём мире? Нигде не отказываются от потребительской корзины, а наше правительство зачем-то сделало это. Поэтому получилось то, что получилось.
– А что получилось?
– А вот что. При действующей сейчас методике расчёта ГБ, когда берётся ГБ предшествующего года и умножается на общий индекс потребительских цен, происходит занижение реального ПМ. Дело в том, что товары и услуги первой необходимости, которые и составляют собой потребительскую корзину прожиточного минимума, дорожают быстрее, чем потребительские товары и услуги в целом. Грубо говоря, инфляция для бедных выше, чем общая инфляция. Почему так происходит? В некоторых случаях, по-видимому, эти товары и услуги производятся в недостаточном количестве. Кроме того, хотя государство и вводит ограничения на цены и тарифы на наиболее ходовые товары и услуги, его регулирующие возможности ограничены, ведь среди их производителей – мелкий и средний бизнес, на них сложно воздействовать.
Как бы то ни было, факт остаётся фактом: индекс потребительских цен на те товары и услуги, которые затрагивают базовые потребности человека, выше, чем общий индекс потребительских цен. Соответственно, официальная ГБ оказывается заниженной по отношению к реальному ПМ. Как результат – часть бедных не признаются таковыми и не получают социальной поддержки, которую должны были бы получить.
– И насколько велика эта часть бедных?
– Согласно нашим расчётам, в 2023 году (2024-й мы пока ещё подсчитываем) абсолютная монетарная бедность составила 9, 9% населения – это 14, 4 миллиона человек. А правительство назвало цифру 8, 5% – это 12, 4 миллиона человек. То есть правительство «потеряло» 2 миллиона бедных. Выходит, что примерно 15% от общего числа людей, нуждающихся в помощи государства, не получили её.
– Так зачем же правительство в 2021‑м отказалось от понятия потребительской корзины? Чтобы меньше денег тратить на соцподдержку?
– Я не знаю, зачем, и не могу ничего утверждать. Не исключаю и эту вашу версию, особенно на фоне правительственных решений об ужесточении условий получения ряда других социальных выплат. Кроме того, во всех стратегических документах прописана задача снижения абсолютной монетарной бедности (к 2030 году – до 7%, к 2036 году – до 5%), а снижать, как вы понимаете, можно по-разному – в том числе изменяя методы расчёта.
В то же время нужно сказать о том, что в ходе СВО социальные расходы государства возросли. Абсолютная монетарная бедность снижается: по нашим расчётам, в 2021 году она составила 12, 8%, в 2022 году – 11%, а в 2023 году, напомню, – 9, 9%.
– Вы всё время подчёркиваете, что речь идёт именно о монетарной бедности, о необходимых товарах и услугах. А что насчёт жилья?
– Вы правы, уровень жизни складывается не только из текущих расходов, но также из того, какого качества твоё жилище, насколько оно обеспечивает потребности: Интернет, горячая вода, канализация, жилплощадь, количество комнат… Наши расчёты таковы: если взять абсолютную бедность по доходам и жилищную бедность, то вместе эта величина втрое выше, чем одна лишь бедность по доходам. Последние наши данные приходятся на 2022 год: это 37, 3% населения.
– А кого больше среди бедных по доходам – пенсионеров или трудоустроенных?
– Трудоустроенных, потому что существует социальная доплата к пенсии: если пенсия ниже официального регионального ПМ, то государство доплачивает пенсионеру эту недостающую сумму. Вы сейчас затронули очень важную тему – тему бедности при трудовой занятости. Это хорошо, когда государство выплачивает малоимущим семьям пособие на детей, но вообще-то является ненормальной сама эта ситуация, когда в полной и не многодетной семье трудоустроенные родители вынуждены обращаться за пособием из-за низких зарплат. Не должны зарплаты быть настолько низкими. Собственно говоря, именно зарплаты прежде всего определяют уровень жизни нации, а никак не социальные выплаты.
Социальные выплаты необходимы для многодетных и неполных семей, а также в случае ограниченной трудоспособности работников, но стремиться к победе над абсолютной монетарной бедностью за счёт одной только соцподдержки – задача бессмысленная. Подлинная социальная политика – это не столько соцподдержка, сколько забота государства об уровне покупательной способности трудовых доходов. Одни работодатели мало платят из жадности, другие не могут платить достойную зарплату по объективным причинам – обе эти ситуации должны быть в фокусе внимания государства. Инструментов у него много: структура собственности, условия входа на рынок мелких и средних предприятий, антимонопольная политика, налогообложение…
– Вернёмся к цифрам. До сих пор я вас спрашивал про бедность в официальном смысле, то есть про доходы ниже ПМ. Но ведь доходы на уровне ПМ или чуть выше ПМ – это тоже бедность, если называть вещи своими именами. Проводились ли вами расчёты, как живёт население России в целом?
– Да. Мы с коллегами выделяем в российском населении несколько социальных слоёв. Картина такова (данные 2023 года). Нижний слой, доход меньше ПМ (а ПМ мы рассчитываем с помощью потребительской корзины), – это 9, 9% населения. Следующий слой, низкообеспеченные, от 1 до 2 ПМ, – 25, 9%. Далее идут обеспеченные ниже среднего, от 2 до 3 ПМ, – 28, 8%. В сумме эти три слоя составляют 64, 6%, то есть почти две трети населения проживают за чертой среднего уровня жизни. Существует понятие «общество двух третей»: оно означает, что если две трети населения страны составляют средние слои – значит, общество благополучное. А у нас, как видим, пока «общество двух третей наоборот».
И о средних слоях. Мы выделяем внутри них три подслоя: нижний средний, с покупательной способностью от 3 до 4, 5 ПМ, – 12,2% населения; ядро, от 4,6 до 8 ПМ, – 16, 3%; верхний средний, от 8 до 11 ПМ, – 4,1%.
– Вы сказали, что правительственная методика расчёта приводит к занижению реального ПМ и, как следствие, к занижению уровня бедности. Проявляет ли правительство интерес к альтернативным расчётам?
– Что касается наших разработок, не сказал бы. Например, мы ежегодно публикуем результаты нашего мониторинга доходов и уровня жизни и рассылаем их в органы власти, в том числе по регионам, – и, как правило, не получаем от них реакции. Мой жизненный опыт показывает, что социально-экономическую науку власть не очень-то привечает, не очень-то консолидирует альтернативные предложения. Складывается впечатление, что практическая работа идёт «с колёс». Да, многие проблемы возникают спонтанно, но государство должно уделять больше внимания стратегической функции. Разработки науки могут предостеречь от ошибок, подсказать возможные пути развития.
Поделиться
Поделиться
